Слово сына
(Маме в честь 60-летия)
Теперь я, мама, старше вдвое
Тебя, какою ты была,
Когда меня перед войною
В себе носила и ждала.
Ждала и думала: кто будет,
Скорей - не кто, скорей- каков?
Или как все на свете люди,
Или - Иуда Головлев?
Родился я - пискля писклею,
Но для тебя- величина.
И это перед войною,
Ну, а потом пришла война.
Ушел отец. Обезмужичел
Родел человечий в десять дней,
И труд, тяжел и непривычен,
Осел на плечи матерей.
А я бил ладушки-ладушки
И рот топырил, как птенец.
А где-то там палили пушки
И полз подстреленный отец.
Но он вернулся в сорок пятом,
И все пошло как надо быть,
И вот уже я нянчусь с братом,
Вот братец в школу стал ходить.
И наконец, почуя силу,
Я вылетаю из гнезда,
И признаюсь, что мне светила
Всегда везения звезда.
Быть может, впереди ненастье,
Беда, быть может, под крыльцом,
Пока ж я пью двойное счастье:
И сыном быть, и быть отцом.
Всю землю где же перепашешь,
Сочтешь огрези и грехи!
В стихах всего не перескажешь,
Ведь жизнь длиннее, чем стихи.
И как итог сей длинной речи,
Как облегчительный финал,
Я пью за матерь человечью,
За мать, начало всех начал!
газета "Братский Металлург", 18 марта 1995 г.
***
Я сказке верю! Сам я - сказка!
Я в замысел так ухожу,
Что вдруг задумавшись с опаской
На мир всамделишный гляжу
С какой же правда стороны?
И постигаю вновь и снова,
Что обе правды нам нужны!
|
Зов гения
Что бы сочинить такое?
Чем утешить душу всласть,
Чтоб воскликнуть сам с собою:
"Ай да сукин сын Михась!"
Спит давно сих строчек автор,
Полтора столетья спит,
Но души его реактор
Нерастраченно гудит!
И взывает, и тревожит
Сквозь защитный слой веков.
И взыскательный художник
Чутко ловит этот зов!
Может, тема где-то рядом,
Может, сразу за углом,
Не охваченная взглядом,
Не пронзенная умом.
И лежит, не смея пикнуть,
Ждет возвышенную власть...
Эх, как хочется воскликнуть:
"Ай да сукин сын Михась!"
9 мая 1994 г.
Памятник
Нет, памятник себе я не воздвиг,
Таланта и усердья недостало,
А полтора десятка моих книг
Лишь хватит разве что для пьедестала!
Мне ни к чему такое изваянье,
В помете птичьем, в копоти, в пыли,
Пусть лучше от издания к изданью
Все множатся читатели мои!
Пусть новые мальчишки и девчонки
Над книгой замирают в тишине,
Тараща ненасытные глазенки,
Не думая, конечно, обо мне.
И вспомнит благодарный пусть читатель,
Последний в книжке закрывая лист,
Что жил на свете вот такой писатель,
Писатель детский, попросту - детпис!
28 ноября 1993 г.
|
***
Средь Братских россыпей
ГЭС, БрАЗ, плотина, ЛЭП -
Есть книжка под названьем “Милый Эп”,
Которую читают дети всласть,
А сочинил ее писатель наш Михась.
И прямо в яблоко попал.
- Детпис! Детпис ! - звучит публично-
Он отзывается привычно!
Эхо
Увы, на Черной речке
Свершилися дела:
Курок не дал осечки
И пуля цель нашла!
Кому - беда, кому - потеха,
Кому и вовсе ничего,
Но все гремит в России эхо
Сухого выстрела того.
Как ни боролся, но остыл,
Истаявши, как свечка,
И в Святогорский монастырь
Улегся спать навечно.
Но в парадокс поверьте
Для родины своей,
Чем далее от смерти,
Тем Пушкин все живей! 10 февраля 1994 г.
Представь…
Представь такие вот игрушки:
Есть анти-мир и анти-Пушкин,
Анти-Полтава, анти-Медный всадник-
Анти-поэзии рассадник.
И вместо слов, что душу так тревожат,
"Я вас любил, любовь еще быть может…"
Звучат анти-слова про анти-чувство:
"Я ненавижу вас, и в этом все искусство!…"
Не нужен мне, друзья, такой вот анти-мир,
Где нет кумира, есть анти-кумир!
29 января 1994 г.
|
Новогодний подарок
Ну что ты натворила, сука?!
Вдруг ощенилась в декабре!
В сторожке мне тепло и сухо,
А какого там, в конуре?
На сорок жался столбик ртутный,
Грозя упасть на пятьдесят!
И этаким вот лютым утром
Ты принесла троих щенят!
Я негодую, сатанею -
Нашла момент крутить любовь!
Ты не себе, а мне на шею
Их принесла, собачья кровь!
Тут на счету сухарик каждый,
И катастрофа - лишний род!..
Стыдишься животом опавшим
Кормя и грея свой приплод.
Им что! Балдеют цуцунята,
Теснясь у налитых сосцов.
Они, увы, не виноваты
В проделках матери - отцов!
А кстати, где тут хмырь таежный?
Пришел, оформил и ушел!
Ах , дамка, как неосторожно!
Ах, дамка, как нехорошо!
Я конуру тряпьем окутал
И пологом завесил лаз -
Ну что ж, живите, бедно - худо,
По нашим меркам - высший класс!
Я затащил бы вас в сторожку,
Пристроив где-нибудь в углу,
Нельзя и глупо, и безбожно,
Нельзя - привыкните к теплу!
А вам судьба - мороз и голод,
Везде завал, куда ни вдарь!
Так привыкай, пока мест молод,
К порядку жизни, божья тварь!
И ребра сделались гармошкой,
И хоть считай за костью кость,
И от двух разовой кормешки
Идти к трех разовой пришлось.
В ответ виновница зевнула
И почесалася, дрожа…
Ну, ничего, перезимуем!
За то уж будут сторожа!
Попробуй сунься, вор треклятый,
Нагрянувший издалека!
Они, вот эти цуцунята,
Тебе намнут окорока!
И я пришел к отрадной мысли,
Что ощенилась ты не зря:
На целых три собачьих жизни
Богаче сделалась земля!
Но мысль торжественней, однако,
Вмещалась в этот кавардак:
А может, это в год Собаки
Собака дарит мне собак?!
|
САРАНКА
Деревня, голод и война -
Вся в трех словах картина.
Жизнь вычерпана уж до дна,
Одна осталась тина.
Перетерпевши зиму
На радость бедных мам,
Мы вместе со скотиной
Кормились по лугам.
Саранку с детства помню я -
Съедобный интерес!
Бывало позовут друзья
Айда! - в ближайший лес.
И ну почесывать лужок,
Ища ее в траве.
И вот уж голосит дружок:
- Нашел! И сразу две!
Одна твоя! Иди копай!
Во-он, где стоит береза!
И тут уд, право, не зевай,
Утянут из-под носа!
В кармане ножик или гвоздь,
Иль старенькое что-то,
А в брюхе - голодухи злость,
А в пятках - зуд охоты.
Расчистишь дерн у стебелька,
Надрежешь вкруговую
и углубляешься, пока
не встретишь золотую.
Головку-луковицу ту,
От коей сердце скоком,
Боясь еду и красоту
Поранить ненароком.
Вокруг взрыхлил и подкопал
И пальцами цепляю
И осторожно, как запал
Из мины, извлекаю.
Голубушка, не раскрошись
В тисках голодных пальцев!
В тебе сейчас и свет и жизнь
Мальчишки голодранца!
Как маковка церквушки
В моих руках горит!
Ее бы слопать, скушать!
Взывает аппетит.
Набить желудок тощий
Скорей бы самому!
Нельзя! Гостинец общий!
И я его - в суму!
С десяток их нароешь,
И - здорово живешь!
А вечером накроешь
На стол и маму ждешь!
Она вернется с поля,
Измученная мать,
И то-то нам раздолье
Саранки пожевать!
С шиповниковым чаем,
Напаренным в печи.
Мы летом не скучаем!
Мы летом - богачи!
В ней хлеб и витамины,
И сладости не те!
Растет одна саранка
На даче у меня.
Я часто спозаранку
При первом свете дня
К ней подхожу чуть слышно,
Шепча: "Привет, дружок!"
Теперь она - не пища
Теперь она - цветок!
|
ПЕЧАЛЬНАЯ ИСТОРИЯ
Человек годков пяти
Аккуратно шел по лужам –
Он гулял и на пути
Встретил родственную душу
Из породы из собачьей,
То есть попросту – щенка.
Тот сидел, как будто плача,
У песочницы-грибка.
Человек свернул с дорожки,
Ковырнул ногой песок
И промолвил: - Я – Сережка!
А тебя как звать – Дружок?
- Нет, мне кажется – Трезор!
- Имечко хорошее!
- Чей ты?- Тот потупил взор:
- Я, по-моему, брошенный!
- Значит, я тебя нашел!
Вот так приключенье!
Это очень хорошо!
Будешь есть печенье?
- Буду! – И вильнул хвостом,
Гавкнул честь по чести,
А потом, ну, а потом
Жить решили вместе!
Вместе есть и вместе спать –
Размечтались дети.
- Ну, а как отец и мать
Нас с тобой встретят?
- Ой, не знаю! – То-то, брат!
Почему-то люди,
Повзрослевши, нас, щенят,
Как чуму, не любят!
- Но попробуем, Трезор!
Нам ведь легче вместе! -
И друзья, покинув двор,
Скрылись в подъезде.
Вот пришли они домой,
Ноги вытерев о тряпку.
- Что? Собака! Боже мой!-
Всполошилась первой бабка.
Следом выскочила мать,
В шелковом халате,
И давай на них орать:
- Псина! Прось! Хватайте!
Подоспел с газетой дед,
Поперхнувшись трубкой.
- Нет! - изрек он грозно. - Нет!
Только через мой труп!
Тут щенок, понюхав малость,
Произнес простужено:
- Я и сам тут не останусь!
Тут не пахнет дружбой!
Я пошел! Всего хорошего!
Чао, добрый человек!
Я – Сбежавший, а не брошенный!
Это – мой второй побег!
И Трезор, вздохнув печально
После этих слов,
Дернул хвостиком прощально,
Шмыг! И – Был таков!
|